Лебовски (Lebovski)

Я записан на жёстком диске Москвы, выпит как советский гранёный стакан, продан, как ворованный магнитофон, и смотрю в метро вслед поездам.
Вдруг ты там едешь, вдруг ты одна. Я бы мог хотя бы взглянуть на твоё лицо, если ты постарела, я наверное? умру, а ты со своим новым, родишь близнецов.
Я записан в твоём блокноте Малескин, как мальчик который до сих пор тебя любит.
Я просыпаюсь от будильника утром, а ты можешь не заводить - он тебя разбудит.
Я покорил для тебя Эверест, состоящий из бутылок рязанского пива. Сделай меня еще более мёртвым, позвони в пять утра - я больше не буду счастливым.
Без тебя.
Без твоих пьяных шуток, без твоих рисунков, твоих объятий я буду, новым большим Лебовски, выходить в магазин в халате.
Мясо моё - это соя, правда.
Я уже и сам вегетарианский салат.
Сорвите меня, убей за долги, повесь как Саддам, объяви мне священный джихад.
Ты моё 11-ое сентября, не иначе, а это тот мальчик, что так много плачет.
В магазине за кассой забуду пароль от кредитки.
Ты и я - это две половинки в теории Фаины Раневской.
Так началась моя жизнь и закончилось детство.
Провожу каждый день в ожиданиях участкового, который спросит меня, что нового.
А нового ничего не будет, никто не откроет.
Псевдопоэт уехал домой, оставил записку на двери коммуналки: "я болен тобой, я болен тобой".
И никто не узнает, что за мальчик там жил, что за музыку слушал, по кому он так пил, перманентно страдал и писал, о том что не жить - это лучше.
А я покупаю обратно билет в жизнь полную недоразумений.
И займы всё лучше, лучше кредит, ипотеку и жить на работе, чем эти потоки разочарований.
Мне никто не погладит рубашку в четверг и субботу, как и во вторник, и всё, что шумит у меня за окном - это ветер и в хлам бухой дворник.
Вор не ограбит меня, потому что меня подло давно, уже обокрали оставив заместо чувств и души архив .rar в формате пошлых страданий.
Без тебя.
Без твоих пьяных шуток, без твоих рисунков, твоих объятий я буду новым большим Лебовски выходить в магазин в халате.

English

I was recorded on the hard drive of Moscow, drunk like a Soviet faceted glass, sold like a stolen tape recorder, and I look in the subway after the trains.
Suddenly you are going there, suddenly you are alone. I could at least look at your face, if you are old, I probably? I’ll die, and you with your new one will give birth to twins.
I’m written in your notebook Maleskin as a boy who still loves you.
I wake up from the alarm clock in the morning, and you can not turn it on - it will wake you up.
I conquered Everest for you, consisting of bottles of Ryazan beer. Make me even more dead, call at five in the morning - I will no longer be happy.
Without you.
Without your drunken jokes, without your drawings, your hugs, I will, the new big Lebowski, go out to the store in a bathrobe.
My meat is soy, really.
I’m already a vegetarian salad myself.
Tear me down, kill me for debt, hang me like Saddam, declare me holy jihad.
You are my September 11th, not otherwise, but this is the boy who cries so much.
In the store at the checkout I’ll forget my credit card password.
You and I are two halves in the theory of Faina Ranevskaya.
So my life began and childhood ended.
I spend every day waiting for the district policeman to ask me what's new.
But there will be nothing new, no one will open.
The pseudo-poet went home, left a note on the door of the communal apartment: "I am sick of you, I am sick of you."
And no one will know what kind of boy he lived there, what kind of music he listened to, who he drank so, constantly suffered and wrote that it’s better not to live.
And I buy back a ticket to life full of misunderstandings.
And loans are getting better, better credit, mortgages and living at work than these streams of disappointment.
No one will iron my shirt on Thursday and Saturday, as well as on Tuesday, and all that is rustling outside my window is the wind and the janitor in the rubbish.
The thief will not rob me, because I’ve been mean for a long time, they have already robbed me, leaving the .rar archive instead of feelings and souls in the format of vulgar suffering.
Without you.
Without your drunken jokes, without your drawings, your hugs, I will be the new big Lebowski to go to the store in a bathrobe.