дни точно бритвы, а ночи полны крыс (days are razor-sharp and nights are full of rats)

Чарльз Буковски
«Дни точно бритвы, ночи полны крыс...»

Когда я был очень юн, то делил время поровну между
Барами и библиотеками
Как мне удавалось обеспечивать все свои остальные обыденные потребности — большая загадка
Ну, я просто особо с этим не заморачивался —
Если у меня была книга или хотя бы стакан пива, я не думал чересчур много о чём-то другом — дураки сами творят себе собственный
Рай

Находясь в баре, я считал себя крутым, ломал всякие вещи, дрался с
Другими мужиками и так далее

А вот библиотеки — другое дело: в них я был тих, гулял
Из зала в зал, книги читал не столько целиком
Сколько отдельные их части: медицина, геология, культура и
Философия. Психология, математика, история, всякое прочее обламывали
Меня. А в музыке меня больше интересовала сама музыка и
Жизни композиторов, нежели технические аспекты...

Тем не менее, с философами я ощущал некое братство:
С Шопенгауэром и Ницше, даже со старым и непонятным мне Кантом
Я обнаружил, что Сантаяна, очень известный в то время
Был вял и скучен
А Гегеля нужно было читать по-настоящему, чтобы врубиться, лучше всего
С перепоя
Многих, кого я тогда читал, я теперь и не вспомню
Может быть, и поделом, но хорошо помню одного паренька, написавшего
Целую книгу, в которой доказывалось, что луны нет
Причём он это делал так казырно, что после прочтения ты и сам начинал думать: он
Совершенно точно прав, и луны нет

Ну вот как, к чёртовой матери, молодому человеку снисходить до работы по
8 часов в день, если луны нет?
А чего ещё
Может не хватать?

Мне нравилась не столько сама литература, сколько всякие литературные
Критики
Эти были полными мудаками, эти парни пользовались
Таким утончённым языком, прекрасным по-своему, чтобы называть других
Критиков, или иных писателей ослами. Это помогало взбодриться

Но именно философы удовлетворяли
Ту потребность
Что таилась где-то в моём замороченном черепе Продираясь
Сквозь их навороты и
Очень заковыристый словарь
Я всё равно часто поражался —
У них выскакивало
Какое-нибудь пылающее азартное утверждение, казавшееся
Абсолютной истиной или чем-то очень близким
К абсолютной истине
И именно эту конкретность я всегда искал в своей обычной
Жизни, казавшейся фальшивой и похожей на кусок
Картона

Клёвыми ребятами были эти старые псы, они выручили меня в те дни
Что были подобны бритвам, и в ночи, полные крыс

Эти братья мои, философы, разговаривали со мной не так, как
Эти люди на улицах или где-то ещё
Они заполняли собой эту невообразимую пустоту внутри
Клёвые парни

Да, в библиотеке есть польза; в другом моём храме, в
Барах, всё было совсем по-другому, попроще что ли, и
Язык, и подход были другими...

Днём библиотека, ночью бар
Ночи были одинаковыми
Поблизости сидит какой-нибудь тип, может, он и не совсем мудак, но если по мне, то подсвечивает он как-то не так
От него мертвечиной что ли веет — а я думаю о своём отце
О школьном учителе, о лицах и о монетах, о банкнотах, о снах
Об убийцах с тусклыми глазами
Ну, и мы с этим типом начинаем как-то перекидываться взглядами
И копится медленно ярость: мы с ним враги, собака и кошка, поп и безбожник, вода и огонь
Напряжение растёт
По кирпичику, того и гляди обрушится
Кулаки
Сжимаются и разжимаются, мы теперь пьём, наконец-то, с
Целью:

Он оборачивается на меня:
«Мужик, тебе чё-то не нравится?»

«Ну да. Ты.»

«И хочешь чё-нибудь сделать?»

«Ну естественно.»

Мы допиваем своё пиво, поднимаемся, уходим в глубь
Бара, наружу и в переулок
Лицом к лицу поворачиваемся друг к другу

Я ему говорю: «Между нами нет ничего, кроме пространства. Как
Насчёт того, чтобы его замкнуть?»

И он на меня бросается, и это как-то от части, части, части